1.2. «Веянье вечности» (Архитектоника, композиция и сюжет поэтического цикла «Стихотворения Юрия Живаго»)

Истинное искусство правит свой путь по предметным огням мира; по горным вершинам бытия; по Божественному, таинственно присутствующему во всем.

И. Ильин

1.2.1. Живаговский цикл как целое

Для начала — перелистаем живаговскую тетрадь, обращая внимание на последовательность стихотворений и даты их написания[35]:

Почему для поэтического цикла, ставшего семнадцатой частью романа «Доктор Живаго», Пастернак отобрал именно эти (а не какие-либо другие) стихотворения? Почему они расположены именно в таком (а не в каком-либо другом) порядке?

Принцип отбора более или менее понятен: в цикл вошли стихи, которые можно было либо «отдать» герою, либо каким-то образом соотнести с тем, о чем говорилось в прозаических частях романа. Композиционный принцип менее ясен. Известно, что предназначенные для романа стихи, по мере их написания, Пастернак заносил в особую («живаговскую») тетрадь. Но в романе они далеко не всегда располагаются в том порядке, в котором были написаны. Хотя «Гамлет» и следующие за ним стихотворения («Март», «На Страстной») датированы 1946‑м, а «Осень», «Свидание», «Дурные дни», «Магдалина (I)», «Магдалина (II)» и «Гефсиманский сад» 1949‑м годом, между ними располагаются стихотворения, датированные 1953 годом («Весенняя распутица», «Лето в городе», «Ветер», «Хмель», «Свадьба», «Сказка», «Август», «Разлука»); они, в свою очередь, перемежаются стихотворениями, написанными в том же 1946‑м  («Зимняя ночь») и 1947 годах («Объяснение», «Рождественская звезда», «Рассвет», «Чудо», «Земля»). Даже беглого взгляда на список стихотворений достаточно, чтобы понять: выстраивая композицию цикла, Пастернак руководствовался отнюдь не внешней, автобиографической хронологией.

Вслед за констатацией этого факта вполне естественно было бы предположить, что композиция выстраивается в соответствии с «внутренней», романной, сюжетно-фабульной хронологией, т. е. стихи располагаются в порядке написания их героем. Формально эта версия подтверждается. Юрий Живаго, кажется, не слишком заботится о сохранении своего «творческого наследия». В 8‑й главе части 14‑й, как мы помним, говорится о стихах героя, «…впоследствии забытых, затерявшихся и потом никем не найденных» (IV, 434). Та «тетрадь Юрьевых писаний», которую в эпилоге, уже после смерти Живаго, держат в руках Гордон и Дудоров, была составлена Евграфом Живаго. Предыстория тетради такова: в 14-й главе части 15‑й («Окончание») Евграф затевает «разбор братниных бумаг» и просит Ларису Федоровну помочь ему — ведь она так много знает о Юрии, «наверное, больше всех» (IV, 492). Лариса Федоровна соглашается. В 17‑й, заключительной главе той же части автор сообщает о том, что незадолго до своего ареста она «провела несколько дней в Камергерском»:

«…Разбор бумаг, о котором была речь с Евграфом Андреевичем, был начат с ее участием, но не доведен до конца» (IV, 499).

Итак, если исходить из «прозаического» контекста, в составленной Евграфом тетради были собраны далеко не все стихотворения Юрия Живаго. Определяя порядок взаимного расположения стихотворений в тетради, Евграф, по-видимому, должен был интуитивно следовать хронологическому принципу. Но в цикле этот принцип явно не соблюдается. Открывающий цикл «Гамлет», например, никак не может считаться первым стихотворением Юрия Живаго — хотя бы потому, что написано это стихотворение было, скорее всего, в последний год «фабульной» жизни героя-поэта, возможно даже за несколько дней до его смерти. А одно из первых по времени написания (если опять-таки исходить из фабульного, «прозаического» контекста) живаговских стихотворений — «Зимняя ночь» — становится в цикле пятнадцатым по счету. Возможно, объективированная «тетрадь Юрьевых писаний» не во всем тождественна поэтическому циклу «Стихотворения Юрия Живаго» — как семнадцатой части романа, т. е. части романного целого…

В научной литературе не раз уже предпринимались попытки рассмотреть живаговский цикл в поэтико-композиционном и функциональном аспектах, выявить «сквозные», циклообразующие мотивы и определить место цикла в романном целом. Так, по мнению Д. П. Бака, в живаговской лирике «на первый план выходит не спонтанная, хронологическая последовательность создания стихотворений по следам тех или иных узколичных переживаний. Основополагающей становится логика перехода от тьмы — к свету, от неведения — к знанию»[36]. Цикл «совершенен и отточен сам по себе (а не только в качестве иллюстрации)», он «строится по аутентичным законам. Только такими законами объяснимо, например, обрамление цикла стихотворениями, посвященными “гефсиманской” теме»[37].

Тезис Д. П. Бака подтверждается наблюдениями и выводами В. Н. Альфонсова: «В цикле перемежаются стихи очень емкого символического содержания и стихи “простые” — о природе, любви, разлуке. “Гамлет” — “Март” — “На Страстной” — “Белая ночь”… Постепенно нарастает значение евангельских мотивов, но они не противостоят “природной” или любовной лирике, “быту”, — два эти потока как бы отражаются друг в друге, взаимодействуют и взаимообогащаются»[38].

Очевидно, что на этом динамическом взаимодействии нескольких лирических «потоков», т. е. раскрытии/развертывании нескольких событийных и суггестивных сюжетных линий, в конечном счете и зиждется сюжетно-композиционная динамика живаговского цикла.